ГОРОДСКОЙ ОКРУГ

Статистика посещений

1825028
СегодняСегодня2
ВчераВчера0
За неделюЗа неделю2
За месяцЗа месяц2
За все дниЗа все дни1825028

БЛАГОДАРНОСТЬ

Экспонаты для фотомузея на нашем сайте представили директор Чайковского краеведческого музея РАИСА РОМАНОВА, журналист НИКОЛАЙ ГАЛАНОВ, ветеран Воткинскгэсстроя ЕВГЕНИЙ СОЛДАТОВ. Сердечное спасибо всем, кто принял участие в этом проекте, а также нашим партнерам по дальнейшему сбору материалов и уточнению данных.

С искренней признательностью, редактор газеты «Мы» Любовь Чугаева.

3 января 2010г.

 

Регистрация/вход

 

У нас беда! – успели прокричать в трубку, и связь с Чайковским прервалась. Борис Коноплев, занимавший тогда пост председателя Пермского облисполкома, снова и снова пытался соединиться с городом. Безуспешно. Срочно вызвали вертолет. Пока летели, мысли у всех крутились вокруг самого страшного сценария – прорыва плотины Воткинской ГЭС. Это было бы катастрофой. Над Чайковским сделали круг. Плотина цела, однако маленькие точки, какими кажутся люди с высоты птичьего полета, заполнили все пространство возле шлюза, только-только сданного в эксплуатацию. Стало понятно: случилось что-то экстраординарное. Через несколько часов в передаче радиостанции “Голос Америки” прозвучало: “Произошла авария на шлюзе стоящегося Воткинского гидроузла. По непроверенным данным, погибли более ста человек…”.

Свыше 40 лет отделяют нас от трагической страницы истории города Чайковского, но, услышав это словосочетание, многие горожане сразу понимают, о чем идет речь. Многие, но далеко не все: выросло целое поколение, не имеющее никакого представления о тех событиях; кто-то о них слышал, но не знает деталей; а тот, кто их помнит, далеко не всегда имеет представление о движущих силах и мотивах тех или иных поступков и решений.

Цель данной статьи – не в смаковании подробностей, а в попытке по-новому взглянуть на произошедшее, сопоставить факты хорошо известные и ставшие достоянием широкой общественности сравнительно недавно, проанализировать, в какой обстановке разворачивалось действие, восстановить в меру сил и возможностей историческую справедливость. Не все, о чем вы узнаете, подкреплено архивными документами (некоторые нам просто недоступны), но оно сказано людьми, которым можно полностью доверять.

В материале много цифр и специфических терминов, без которых обойтись просто невозможно: слишком трагичны последствия, очень серьезны обвинения, соответственно, и контраргументы должны быть не менее весомы.

Тема публикации очень деликатна. Решиться на то, чтобы она увидела свет, было очень непросто из опасения, что неосторожным словом можно случайно растревожить чьи-то старые душевные раны. Если это все-таки произойдет, заранее прошу прощения.

Повествование начнем с публикации фрагментов ранее никогда не публиковавше-гося документа, венчающего, казалось бы, эту историю.

Приговор

Материалы этого судебного процесса, составляющие восемь пухлых томов, не рассекречены до сих пор.
Главные действующие лица и некоторые технические подробности
СЕВАСТЬЯНОВ Владимир Иванович – начальник технического управления Министерства строительства электростанций СССР, председатель пусковой комиссии.
РАДЕЦКИЙ Роман Константинович – заместитель главного инженера строитель-ства Воткинской ГЭС.
ЯКУБОВ Зинуар Измайлович – главный инженер проекта Воткинского гидроузла (Ленинградский филиал Всесоюзного ордена Ленина проектно-изыскательского и научно-исследовательского института “Гидропроект” им. С.Я. Жука, в дальнейшем – Ленгидропроект).
КУСТАНОВИЧ Л. С. – главный инженер проекта судоходных сооружений (Ленгидропроект).

****

В состав Воткинского гидроузла входит первый в стране судоходный шлюз с предельно облегченными стенками, оборудованный гидроподъемниками и гидротолкателями, при сооружении которого широко применялись армопанели и армоплиты. Размер его камер – 250 на 30 метров (это связано с габаритами пропускаемых плотов). Преодолеваемый перепад – до 23 метров. Объем обрушившейся части стенки составил 6,5 тысяч кубометров, масса – более 17 тысяч тонн.

Ничто не проходит бесследно

Чтобы лучше разобраться в сути и причинах произошедшего, нам придется обратиться к событиям начала 1962 года.
Пуск в декабре 61-го двух первых гидроагрегатов дался коллективу Воткинскгэсстроя очень нелегко, несмотря на трудовой подъем и небывалый энтузиазм. На это были брошены все силы и средства, иногда даже в ущерб работам на шлюзе. А скольких нервов и здоровья это стоило!

Практически сразу после пуска заболел начальник строительства А. К. Икомасов – экзема – и уехал на лечение в Москву. Слег с инсультом главный инженер В. И. Морозов. Приказом и.о. начальника строительства назначается заместитель главного инженера А.В. Кочетов, и.о. главного инженера – другой заместитель – Р.К. Радецкий.

Но еще до этого назначения случалось, что Радецкий, как зам по основным (гидротехническим) сооружениям принимал одно решение, а Кочетов, отвечающий за промышленную базу, – другое, и, будучи человеком более крутым и решительным, добивался своего. Дело дошло до того, что однажды Радецкий в сердцах бросил: “Просто не знаю, что делать. Я снимаю с себя всякую ответственность…”.
Сделаем паузу, чтобы немного подробнее рассказать о Романе Константиновиче Радецком, имя которого у нас в городе сегодня незаслуженно забыто. Это был умнейший человек и талантливый инженер-гидротехник, ставший лауреатом Сталинской премии I степени за возведение каскада гидроэлектростанций реке Нива в Карелии, награжденный орденом Ленина и двумя орденами Трудового Красного Знамени. И при всем этом – чрезвычайно скромный, не выпячивающий себя на первые роли человек, практически не участвующий в общественной жизни. Про него никогда не говорили вещей, подобных таким: “Мы говорим: Кочетов, подразумеваем – стройка. Мы говорим: стройка, подразумеваем – Кочетов”. Зато в случае необходимости он мог взять в руки карандаш, логарифмическую линейку и тут же, на месте, произвести необходимые расчеты. Работать с ним, рассказывают, было одно удовольствие…

Итак, утвержденные сроки не выдерживаются (первоначальная дата ввода в эксплуатацию левой камеры шлюза – 1 мая 1962 года, правой – 20-е). Принимается решение: сосредоточить все силы на левой камере и пускать пока только ее. Но времени и сил все равно не хватает, выясняются досадные просчеты и неувязки: то забыли заказать 56 тонн баббита, то еще какая-нибудь напасть…
В такой нервной обстановке пусковая комиссия, возглавляемая Севастьяновым, 7 мая все-таки дает “добро” на ввод левой камеры шлюза в эксплуатацию по временной схеме, и уже утром 8 мая в шлюз входит первое судно – пароход “Мамин-Сибиряк”…

К чему такая спешка?

Проще всего свести все к пресловутой показухе, стремлению выполнить и перевыполнить, приурочить пуск к знаменательной дате, отрапортовать и получить награду. Безусловно, доля истины в этом есть. Но сводить все только к этому стало слишком модным явлением, за которым зачастую исчезает историческая правда. Находясь в состоянии эйфории, обусловленной политическими и социальными катаклизмами, желаемое можно легко принять за действительное. Правд много, а истина – одна.
У гидротехников есть свои Сцилла и Харибда – паводок и навигация, которые накладывают очень жесткие ограничения на все проводимые на реке работы. И тут никакая идеология, никакие приказы и понукания не могут изменить ситуацию.
Сколько раз за последние годы мы слышали слова: “Российский Север умирает…”. Чтобы он жил, туда должны доставляться грузы, а кроме как по реке, сделать зачас-тую это невозможно. Называется этот процесс “северным завозом”. Теперь пред-ставьте, что навигация приостановлена, жизненно необходимые продукты и материалы в глухие северные районы не доставляются. Сейчас это – “нормальное” явление, реальность наших дней, но чтобы такое допустили сорок лет назад – никогда!
А плоты? Самое лучшее время для их сплава – большая вода. Сколько тогда скопи-лось их в верховьях Камы, если на севере Пермской области, в Керчево, в то время во всю мощь работал один из крупнейших в мире сплавных рейдов? При сооружении Воткинской ГЭС перед перекрытием Камы, например, за двое с половиной суток было пропущено 48 плотов! Вот откуда спешка и грозные окрики из центра.
Решите для себя сами, чего было больше в той злополучной гонке начала мая 62-го года. Не забывайте только, что эпоха повального очковтирательства наступила в нашей стране гораздо позже, большая часть людей еще жила светлыми идеями и искренним стремлением приблизить их осуществление.

Как это было

Два дня все шло нормально. 10 мая в 14 часов 30 минут по московскому времени левая камера шлюза была наполнена водой до уровня верхнего бьефа.
О том, что произошло дальше, можно судить по тексту приговора да немногочисленным рассказам – непосредственных свидетелей аварии было немного, в живых сейчас остались буквально единицы. Все сходятся в одном: жертв могло быть гораздо больше.
Анна Алексеевна ХАРЛАМОВА в тот день должна была работать в межкамерном пространстве шлюза:
– Мы уже спустились вниз, когда услыхали: “А вы что тут? В конторе зарплату дают!” Побросав инструменты, мы поднялись наверх и отправились за деньгами. Пока дошли до барака, пока дождались своей очереди, прошло довольно много времени. Идем обратно и видим: народ бежит из поселка на шлюз, все оцеплено милицией, тут же мечется начальник строительства Икомасов. Когда узнала, что случилось, то первой мыслью было: лопаты-то внизу остались, теперь за них из зарплаты вычтут! Видимо, была в шоковом состоянии, потому что не сразу дошло, какая произошла трагедия и чего я сама чудом избежала. Нас туда не пустили, а отправили домой. Придя к себе, я пошла за водой и узнала, что эвакуированных с парохода привозят на площадь Чайковского…
После пуска шлюза меня не покидало ощущение, что та самая стенка, которая потом обрушилась, колышется. Я сказала об этом девчонкам из бригады, а они надо мной посмеялись: мол, быть этого не может…
Точно такая же реакция на подобное утверждение у специалистов и сейчас. Когда в воспоминаниях художника Анатолия Николаевича Тумбасова, делавшего на строительстве Воткинской ГЭС наброски своих картин, я прочитал о колышущейся стенке шлюза, то первой реакцией на это было: что с художника возьмешь, натура тонкая, впечатлительная, чего только задним числом не померещится! Совпадение заставляет задуматься.
Александр Васильевич БУЗМАКОВ ходил первым штурманом на сухогрузе “Гжатск” на контейнерной линии Пермь – Москва – Пермь:
– 10 мая, разгрузившись в Сарапуле, мы ждали разрешения идти в Чайковский, до которого всего 60 км – часа четыре ходу. Не выпускают и все тут. Потом сообщили: в Чайковском на шлюзе произошла серьезная авария с человеческими жертвами. А через несколько часов подошел сухогруз “Криуши”, который в момент аварии шлюзовался вместе с “Дмитрием Фурмановым”.
Капитан сухогруза рассказал кое-какие подробности. Вода через пролом в стенке стала уходить в межкамерное пространство, где работали люди. Началась паника, отовсюду раздаются крики! Как помочь людям? Те, кто на плаву, не могут взобраться по отвесным стенам, повсюду торчит покореженная арматура. Потоком воды в пролом стало затягивать корму парохода “Дмитрий Фурманов”. На нем обрубили швартовы, капитан пытался удержать судно машиной – не получается. Затем с кормы “Криушей”, ошвартованных у той же стенки, но целой ее части, подали буксирный конец на нос “Фурманова” и уже двумя машинами сумели удержать пароход…
Владимир Александрович ШИПКОВ, начальник отдела оборудования Воткинскгэсстроя:
– Я был на месте происшествия через двадцать минут и увидел жуткое зрелище. Вода с шумом изливалась через пролом из левой камеры в межкамерное пространство и далее через недостроенную стенку – в правую, где под ее напором распахнулись ремонтные ворота. В межкамерном пространстве на поверхности воды бурлили гигантские водовороты, огромные деревянные щиты опалубки плавали (не то слово – метались!) и ударялись друг о друга, словно ножи гильотины. Шансов уцелеть в подобной ситуации было ничтожно мало, но спасшиеся все-таки были.
Благодаря самоотверженным и умелым действиям двух инженеров удалось пре-кратить поступление воды в шлюз. Для этого им пришлось, расположившись с обеих сторон ворот и обмениваясь только знаками (из-за шума потока ничего слышно не было), закрывать верхние ворота. А поскольку синхронно-следящая система, предотвращающая их перекос и, соответственно, заклинивание, готова еще не была, задача на их долю выпала очень непростая.
К тому моменту “Фурманова” удалось вывести из прорана и пришвартовать к противоположной стенке камеры. Люди торопливо покидали судно: некоторые по сходням перебиралась на “Криуши”, другие, в том числе женщины и дети, карабка-лись по веревочной лестнице наверх…
Анатолий Иванович БЕРЕГОВОЙ, начальник отдела водного транспорта Воткинскгэсстроя:
– Мы находились на паромной переправе, когда нам позвонили: “Срочно на всех ка-терах на шлюз! Авария!” На месте оказались через 15 минут. Увидели распахнутые нижние ремонтные ворота правой нитки и поднявшуюся на метр по сравнению с рекой воду. Шум воды перекрывался многоголосым то ли стоном, то ли криком горожан, прибежавших из поселка: в нем были и горе, и бессилие, и гнев. Милицейское оцепление появилось позже, тогда же собравшихся оттеснили от шлюза…
В правой камере мы обнаружили всего одного рабочего: монтажник намертво вцепился руками в прутья арматуры примерно в полутора метрах над водой. Нам пришлось силой разгибать ему каждый палец отдельно, чтобы снять его. Доста-вив пострадавшего к машине “Скорой помощи”, мы узнали, что он, к сожалению, был уже мертв.
Среди погибших была двадцатилетняя девушка, только-только вышедшая замуж. Были и двое наших: Миша Паздерин, моторист-водитель личного катера Икомасова, и моторист катера БМК-90 Толя Соловьев. Парни решили попить на пароходе пива и стояли среди других на стенке всего в 2–3 метрах от того мес-та, где позже появилась трещина. Рассказывали, раздался жуткий треск, и стена начала медленно крениться. С целой ее части всем оставшимся кричали, чтобы они прыгали, расстояние было совсем небольшое. Нескольких девушек даже сумели перетащить оттуда в безопасное место, а Миша с Толей, видимо, растерялись…
Ночью в составе комиссии, которую возглавлял первый секретарь обкома партии Галаншин, мы проверяли по билетам, всех ли пассажиров с “Фурманова” удалось эвакуировать, не погиб ли кто. Все 423 человека оказались целы и невредимы. Когда мы их опрашивали, почти все шепотом, оглядываясь по сторонам, говорили об очень грубой швартовке: пароход буквально протаранил кормой стенку шлюза…
Михаил Николаевич НАЗАРОВ, первый секретарь Чайковского горкома КПСС:
– Известие о случившемся застало меня в совхозе “Урал”. Мы сразу помчались обратно в город. Подъезжая к плотине, увидели толпу народа, бежавшую в сторону шлюза. На всю жизнь запомнились ощущение растерянности, посетившее меня в первый момент: что делать? как помочь тем, кому еще можно помочь?..
После аварии какое-то время не удавалось получить ответа на первоочередной вопрос: сколько человек погибло и кто? Дело осложнялось тем, что в момент шлюзования кто-то просто наблюдал за процессом, кроме того, на верхнем обрезе стенки находились несколько человек, которые хотели спрыгнуть на теплоход, чтобы попить пива.
Конечно, обстановка в городе была тягостной и гнетущей. По мере того, как в правой камере отыскивали и извлекали из-под слоя грунта тела погибших, проходили похороны. Ежедневно в течение недели мы вместе с председателем облисполкома Борисом Всеволодовичем Коноплевым участвовали в траурных церемониях. Могу сказать совершенно точно, что не было откровенного ропота среди строителей, не помню, чтобы кто-нибудь после аварии отказывался идти работать в камеры шлюза…
От меня и секретаря парткома Воткинскгэсстроя Михаила Федоровича Варзина потребовали объяснительных записок с принципиальной оценкой случившегося. Ситуация сложилась двусмысленная: с одной стороны, произошла страшная трагедия, повлекшая многочисленные человеческие жертвы; с другой, было понятно, что Севастьянов и Радецкий стали формальными виновниками, не потребовав от проектировщиков письменных расчетов. Не случайно, после вынесения приговора многие возмущались: тех, кто проектировал шлюз, тоже должны были бы судить – если не вместо Севастьянова и Радецкого, то хотя бы вместе с ними. Одним словом, мы написали записки, но акценты в них были расставлены прямо противоположные.
Написали мы и обращение к председателю правительственной комиссии И.А. Гришманову. У меня сохранилась копия этого документа, поэтому я приведу некоторые выдержки из него:
… при обсуждении акта готовности шлюза к временной эксплуатации во-прос о замыве межкамерного пространства до отметки 73,0 не поднимался ни членами пусковой комиссии, ни другими представителями проектной организации, несмотря на то, что этот факт был известен всем членам комиссии, в том числе и проектировщикам.
… Обращает на себя тот факт, что уже после случившейся аварии, 11 мая 1962 года, на совещании у начальника строительства в сообщении по проверке технических расчетов проекта стенки камеры гл. инженер проекта судоходных сооружений тов. Кустанович еще раз подтвердил, что при существующем заполнении межкамерного пространства устойчивость стенок при эксплуатации шлюза должна была быть обеспечена…

Вечером того же дня и позднее…

Была назначена правительственная комиссия по расследованию причин аварии. Сразу же в Чайковский прилетели первый секретарь Пермского обкома КПСС К.И. Галаншин и сотрудники областного управления КГБ. Чуть позже – председатель Госстроя СССР Гришманов, первый замминистра строительства электростанций П.С. Непорожний... Самого министра – Игнатия Трофимовича Новикова – весть о случившемся застала в Финляндии. О трагедии он узнал из передачи радиостанции “Голос Америки”.
Вечером 10 мая начальнику строительства позвонил Предсовмина СССР Алексей Николаевич Косыгин. Разговор происходил без посторонних, но через неплотно закрытую дверь собравшиеся в приемной услышали последнюю фразу Икомасова: “Я заверяю, что через две недели шлюз будет пущен…”
Из Москвы прилетел следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры СССР, началось следствие. Оно шло своим чередом, пока в ходе дознания следователь не был неожиданно вызван на три дня в Москву, после чего ход расследования явно приобрел определенную направленность: во всем виноваты строители и члены приемной комиссии, подписавшие акт. В кулуарных беседах руководителей стройки успокаивали и заверяли, что по проектировщикам будет отдельное, закрытое расследование. Не было его!
Параллельно со следствием на шлюзе шли восстановительные работы, в которых участвовало до двух тысяч человек. Причем, были разработаны новые чертежи – стенки были усилены. Любые, самые дефицитные материалы и оборудование, получали очень быстро, как только становилось известно, что они предназначены для Воткинского гидроузла. Но в две недели уложиться, конечно, не удалось. Пролом заделывать не стали, были выведены до требуемых отметок стенки уже правой камеры, и 18 июня шлюз был пущен в эксплуатацию опять-таки по временной – “параллельной” – схеме, т.е. с одновременным наполнением и опорожнением обеих камер и, естественно, межкамерного пространства.
Начальника строительства пригласили в Совет Министров, к Косыгину. Анатолий Константинович Икомасов очень волновался накануне этой встречи. Позднее, рас-сказывая о ней, он подчеркивал, как его поразила компетентность, мягкость и добропорядочность главы правительства. Алексей Николаевич ни разу не повысил голос, больше всего его волновало одно: “Все ли сделано для семей пострадавших? Если есть какие-то проблемы, правительство обязательно поможет!”
После завершения навигации начались восстановительные работы на поврежден-ной стенке. 8 мая 1963 года была пущена правая нитка шлюза, 20 июня – левая: на-чалась регулярная эксплуатация Чайковского судоходного шлюза.
Но все это будет позже, мы же вернемся к событиям осени 1962 года.
Какое решение вынес Пермский областной суд, вы уже знаете. Подсудимые направили кассационную жалобу в Верховный Суд РСФСР.
В те дни у Ивана Ивановича НАЙМУШИНА, легендарного гидростроителя, возглавлявшего сначала Камгэсстрой, а затем Братскгэсстрой, депутата ВС РСФСР, состоялась встреча с Председателем Президиума Верховного Совета России Н.Г. Игнатовым. После беседы Николай Григорьевич, на столе которого уже лежал текст приговора, сказал только: “Вот теперь мне все ясно!”, – и собственноручно написал на его первой странице поверх машинописного текста: “Условно!”
Приказом министра строительства электростанций Севастьянов и Радецкий к тому времени были уже давно сняты со своих постов и трудились в производственно-техническом отделе Главгидроэнергостроя, сидели в одном кабинете и ждали решения своей участи. Трудились – это сильно сказано. Роман Константинович, вспоминая эти дни, рассказывал:
– Мы не могли ничего делать, были просто не в состоянии. Только ждали, что вот-вот появятся люди в военной форме и мы услышим: “Кто здесь Севастьянов и Радецкий? Пройдемте с нами!”
И вот однажды в кабинет входят двое военных в форме сотрудников Комитета государственной безопасности и спрашивают: “Кто здесь Севастьянов и Радецкий?” Что мы испытали – передать невозможно. В груди похолодело, сердце рухнуло куда-то вниз и замерло… И вдруг слышим: “Мы приехали из Сибири, со строительства особо важного объекта. Требуются опытные и грамотные руководители. Нам рекомендовали вас!”
Лишь потом мы узнали о решении Верховного суда, но судьба забросила меня не в Сибирь, а в Киев, на строительство гидроаккумулирующей станции…

Кремлевский след

Что конкретно произошло в кабинете руководителя Верховного Совета, какие аргументы в защиту Севастьянова и Радецкого привел Наймушин – мы этого никогда не узнаем. Но можем попытаться проанализировать цепочку фактов.
1955 год, торжества по случаю ввода в эксплуатацию Куйбышевской ГЭС. К всеобщему изумлению, присутствовавший на них Никита Сергеевич Хрущев во время своей речи вдруг заявил: “Больше гидроэлектростанции мы строить не будем, это – последняя! Слишком долго, дорого, неоправданно большие затраты!” Один из участников мероприятия, известнейший гидростроитель Кирилл Иванович Смирнов (во время войны он участвовал в возведении на территории Пермской области Широковской ГЭС), не выдержал, вскочил и попытался дать отпор ахинее, которую несло первое лицо государства. Тот продолжал гнуть свою линию. Одним словом, Смирнову пришлось четыре (!) раза брать слово, но на мнение Хрущева это никак не повлияло…
Ноябрь 1959 года, Колонный зал Дома союзов. Идет Всесоюзное совещание по энергетическому строительству, в работе которого принимает участие Михаил Николаевич Назаров – тогда еще секретарь парткома Воткинскгэсстроя. Все идет своим чередом, пока в зале не появляется Хрущев, неожиданно для всех вернувшийся из Пицунды, чтобы сразу ринуться к трибуне и среди прочего заявить: “Гидроэлектростанции строятся очень долго, дорого, запасы прочности неоправданно большие. Нужно всячески экономить материалы и ускорять темпы строительства…”
Нужно знать отечественных чиновников, чтобы иметь представление, как они реагируют на любой чих начальства, с каким остервенением они принимаются выполнять, пусть даже вынужденно, очередную “директиву”.
Сказано – сделано. Началось страшное давление на проектировщиков. В том числе и на сотрудников Ленгидропроекта, которые уже в ходе строительства перепроектировали шлюз (из двухступенчатого он стал одноступенчатым). Вот фрагмент рукописи М.Н. Назарова, не вошедший в книгу “Это в сердце было моем”:
“23 июня 1960 года строительство гидроузла посетил министр строительства электростанций И.Т. Новиков… Он настаивал на дальнейшем снижении расхода металла при армировании бетона и на большем применении сборных железобетонных конструкций, хотя ажурность сооружений и без того была очевидной. Якубов как главный инженер проекта выступил с резким возражением против требований министра, настаивая на том, что волевым порядком эти вопросы решаться не должны. Время покажет, что он был прав…”.
Сопротивлялся и Федор Михайлович Осипов, возглавлявший от Ленгидропроекта на строительстве группу рабочего проектирования. Но кое-кто дрогнул, и вкупе с новизной и уникальностью сооружения образовалась взрывоопасная смесь…

Проектировщики

В “Краткой записке по вопросу о стоимости строительства Воткинского гидроузла” от 25 октября 1965 года Якубов и главный инженер Ленгидропроекта Б. Ферингер “честно” пишут:
“Основной причиной, приведшей к падению части стенки камеры левой нитки шлюза, явилось отсутствие с ее тыловой части засыпки грунта до расчетной по условиям устойчивости отм. 73,0 м”.
Это мы уже слышали, попробуем разобраться.
Первоначально проектировщики обязательным условием ввода левой нитки шлюза в эксплуатацию называли засыпку межкамерного пространства грунтом до отметки 76,0 м. Затем “по договоренности с Севастьяновым” они снизили ее до 73. Но даже при этих послаблениях строители не успевали к сроку.
В этой ситуации Севастьянов и Радецкий в присутствии свидетелей несколько раз обращались и к Якубову, и к Кустановичу с одним вопросом: можно ли пускать шлюз в таком состоянии? И неизменно слышали в ответ: да, можно; стенка выдержит, потому что… Далее шли гидротехнические термины и цифры. Все это подтверждается материалами судебного заседания, но вместо того, чтобы обратить внимание на явную причастность проектировщиков к случившемуся, судья ставит Севастьянову и Радецкому в вину то, что они не потребовали от авторов проекта подтверждения сказанного расчетами!
У кого-то, возможно, возникнет вопрос: почему Радецкий, грамотнейший гидротех-ник, славившийся способностью самостоятельно производить необходимые расчеты и делать правильные выводы, не предпринял этого в данном случае, хотя бы в первом приближении? А вы представьте, что перед вами стоят два главных инженера – авторы первого в стране гидротехнического сооружения облегченного типа – и в один голос говорят о возможности пуска. Стали бы вы их перепроверять? Кроме того, в одном небольшом документе без названия и даты, написанном Якубовым, судя по всему, еще до перекрытия Камы, удалось прочитать прелюбопытнейшие строчки:
“Впервые в нашей практике внедрен новый, более совершенный метод расчета высоких камер судоходного шлюза с учетом их гибкости и навала на засыпку грунта… Новый метод расчета высоких стен в совокупности с допущением предельного раскрытия трещин позволил значительно уменьшить объем бетона по камерам Воткинского шлюза – уменьшение достигло 82 тыс. м3 или 34% от общего объема, а вес арматурной стали сократился на 1,5 тыс. тонн…” (подчеркнуто мной – Н.Г.).
Вот и получается, что Радецкий, если б даже захотел, не смог перепроверить расчеты – методика-то новая! Но какие слова! Они окончательно ставят все на свои места: тут вам и гибкость стенок, и грунт, и, самое главное, экономия. Прямо, три кита. Но суд не хотел замечать проектировщиков вообще. В связи с этим стоит обратить внимание еще на одно немаловажное обстоятельство: экспертом в ходе судебного заседания выступал некто Михайлов, инициалы которого в тексте приговора, к сожалению, не указаны. На человека, дающего техническую оценку случившегося и действий обвиняемых, от которой зависела их судьба, можно было бы не обращать внимания, если бы не такой факт: по крайней мере с 1968 по 1985 год должность начальника института “Гидропроект” (Лениградским филиалом которого, как вы помните, разработан проект нашего гидроузла) занимал Л. П. Михайлов. Как выяснилось позднее, речь идет не просто об однофамильцах – это один и тот же человек. От этого вся история приобретает крепкий душок цеховщины…

Если бы…

После аварии на гидроузле работала экспертная группа, члены которой выяснили немало интересного. При всей пристрастности они так и не нашли сколько-нибудь значительных отступлений от проекта и нарушений технологии строительно-монтажных работ, опасно снижающих их качество. Зато при анализе самого проекта были выявлены такие серьезные ошибки, что диву даешься. Любая из них могла привести к самым трагическим последствиям.
Во-первых, разделительная стенка, отделяющая водосливную плотину от здания гидроэлектростанции, оказалась слабоармированной и здорово вибрировала даже без сброса воды через водосливы. Пришлось в бетонном монолите бурить много-метровые каналы и закладывать в них дополнительную арматуру. (Тут к месту будет еще одна цитата из “Краткой записки…”: “… сооружения Воткинской ГЭС характеризуются отсутствием в них массивных бетонных и слабоармированных элементов”.)
Во-вторых, порог, отделяющий камеры шлюза от водохранилища, не имел достаточного запаса прочности, и его толщину пришлось увеличить в три (!) раза.
В-третьих, вертикальные стенки камер шлюза также не имели необходимого запаса прочности. По этой причине высоту засыпки грунта в межшлюзье и по боковым стен-кам снизили и ввели дополнительные конструктивные элементы, иначе стенки при низком уровне воды в камере могли опять-таки обрушиться, но уже внутрь ее.
Напрашивается парадоксальный вывод: вполне вероятно, авария 62-го года предотвратила гораздо более масштабную катастрофу, которая могла произойти после заполнения Воткинского водохранилища до уровня нормального подпорного горизонта.
Как это ни кощунственно звучит, но гибель людей 10 мая 1962 года заставила пере-проверить буквально все и внести в конструкцию гидроузла такие изменения, ко-торые превратили его действительно в безопасное и надежное сооружение, по крайней мере, на данный момент.
В 1968 году увидело свет фундаментальное издание “Труды Ленгидропроекта. Сборник восьмой”. На странице 24 читаем: “Особое место в проектной практике Ленгидропроекта занимает проект Воткинского гидроузла…” И далее технические подробности на двух страницах. Об аварии, разумеется, ни слова: одно дело материал, адресованный чиновникам, совсем другое – специалистам, которые сразу все поймут. Но это не главная причина умолчания – о ней позже.
Непосредственно шлюзу тоже отводится достаточно много места (стр. 214):
“Для обеспечения нужд временного судоходства порог шлюза выполнялся в две очереди… Для облегчения условий работы стен засыпка пазух за стенами понижена по сравнению с верхом на 5,5 м и введены разгрузочные ящики, до-полнительно снижающие нагрузку… Кроме того, были введены гарантийные анкера, которые должны вступать в работу в случае, если деформации начнут превышать расчетные”.
Смотрите, что получается: мероприятия, проведенные после аварии для устранения своих ошибок, проектировщики выдают за новое слово в гидротехнике! Чтобы убедиться в справедливости этого вывода, достаточно познакомиться с расчетной схемой двухкамерного шлюза Нижне-Камской ГЭС, спроектированного позднее: там этих “новшеств” нет и в помине!
И еще одно. По просьбе руководства Воткинскгэсстроя через неделю после аварии мая исполняющим обязанности главного инженера на строительстве Воткинской ГЭС был назначен А.Ф. Васильев – личность в гидротехнике авторитетнейшая и уважаемая (какое время, такие и люди!). Для тех, кто работал с ним на строительстве еще Камской ГЭС (он занимал пост главного инженера), Анатолий Федорович навсегда остался образцом высочайшего профессионализма, скрупулезности, организованности, порядочности и уважения к людям, а проводимые им планерки и совещания – примером непревзойденного по эффективности результатов подхода к порученному делу.
Так вот, приехав, Васильев пробыл в Чайковском совсем недолго. Присмотревшись к происходящему и оценив увиденное, он сказал: “Мне здесь делать нечего! Мое место – в институте (он имел в виду Ленгидропроект – Н.Г.)…” Как вы думаете, поступил бы этот бескомпромиссный и прямой человек подобным образом, если увидел, что строители делают не то и не так, допуская грубые отклонения от проекта и строительных канонов?

Неприкасаемые

Главный вопрос: чем же объясняется такая любовь “следователя-важняка” и судьи к проектировщикам?
Дело в том, что к тому времени отечественная гидротехническая наука наконец-то вышла на международную арену. В Объединенной Арабской Республике (Египте) на реке Нил шло сооружение уникального гидроузла (опять уникального, но ничего не попишешь – что есть, то есть) – Высотной Асуанской плотины. Спроектирована она была сотрудниками того же института, возводилась на советские деньги при актив-нейшем участии советских строителей. Мало того, что она должна была вдохнуть новую жизнь в древнюю страну, так при этом еще быть такой прочной и надежной, чтобы выдержать прямой ядерный удар (таково было требование египтян по причине непрекращающегося арабо-израильского конфликта).
Представьте, каков был бы международный резонанс, если бы президент ОАР Га-маль Абдель Насер и мировая гидротехническая братия узнали о том, какие грубейшие ошибки и просчеты, повлекшие за собой человеческие жертвы, допустили разработчики при проектировании Воткинской ГЭС. (Если верить журналу “Time”, то некоторые египетские специалисты и без того были о наших весьма невысокого мнения. Так, Ахмед Саид, ветеран-гидростроитель, говорил о них: “По сравнению с профессионалами с Запада, они – просто дилетанты”.) О международном признании и мировом гидротехническом рынке можно было бы забыть раз и навсегда. Поставить на них большой жирный крест. Вот поэтому и старались всеми правдами и неправдами не допустить и тени сомнения в компетентности отечественных проектировщиков даже в Советском Союзе, чтобы это не просочилось на Запад.
В конце 60-х годов главным советским экспертом на строительстве Саад аль-Аали (так в Египте называли Высотную Асуанскую плотину) был уже знакомый нам Кирилл Иванович Смирнов. По словам Владимира Александровича Шипкова, работавшего тогда под его непосредственным началом, тот неоднократно возвращался к теме аварии на шлюзе, разбирая случившееся в мельчайших подробностях, и возмущался: “Почему мы в Главке не знали всех деталей случившегося? Почему подробности доходили до нас в искаженном виде? Почему проектировщиков не судили?!” Его реакция вполне объяснима, поскольку в 1962 году он возглавлял Главное управление по экспертизе Госстроя СССР и должен был знать абсолютно все! Не знал – утаили…

Вместо эпилога

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 25 июля 1966 года 348 рабочих, инженерно-технических работников и служащих Воткинскгэсстроя и других организаций удостоены правительственных наград. Среди них нет ни одного проектировщика. Это единственное официальное, пусть косвенное, но свидетельство их главной роли в трагических событиях 10 мая 1962 года. Кстати, вплоть до 1985 года руководство Ленгидропроекта не оставляло попыток получить Премию Совета Министров СССР если уж не за весь Воткинский гидроузел, то хотя бы за здание гидроэлектростанции. Даже строителей “пристегивали” к своему списку, но безрезультатно.
Зинуар Измайлович Якубов не раз бывал в Чайковском после аварии. Встречавшиеся с ним в ту пору рассказывали позже, что он очень тяжело переживал случив-шееся на шлюзе, потому что вновь и вновь задавал то ли себе, то ли своим собеседникам один и тот же вопрос: как это могло произойти? Прекрасно понимая, что моральная ответственность лежит на нем, как на главном инженере проекта, однажды он все-таки не выдержал и в сердцах обронил о Кустановиче, скрипнув зубами: “Подставил меня этот гад…”.
Доподлинно известно и другое: несмотря ни на что, Якубов до последних дней своей жизни мечтал быть отмеченным за проектирование именно нашего гидроузла, поскольку при его разработке и строительстве было применено множество действительно новаторских и прогрессивных инженерных решений.
Дорога в неизведанное не всегда усыпана розами. История человечества – постоянное тому подтверждение…

Н. ГАЛАНОВ,
Май 2001 г. – январь 2002 г., г. Чайковский.

Автор выражает благодарность Владимиру Александровичу Шипкову, Михаилу Николаевичу Назарову и сотрудникам Чайковского городского музея, без помощи которых эта статья никогда не была бы написана.

общественно-политическая газета МЫ.
Печатное СМИ распространяется на территории России.
 

Кто, по вашему мнению, был истинным инициатором встречи ветеранов с губернатором Пермского края В.Басаргиным 17.07.2013, на которой потребовали «решительных действий» в отношении действующих глав, и последующей отставки С.Пластинина?

владелица Городской УК и бесплатной газеты «Чайковские ведомости» Н.Балякина - 8.8%
время покажет, кому понадобилось свалить главу за полгода до очередных выборов - 20.6%
городской экс-глава Ю.Востриков - 44.1%
широкие массы жителей Чайковского муниципального района - 26.5%

Всего голосов:: 34
Голосование по этому опросу закончилось в: Декабрь 21, 2015
главный редактор Чайковской общественно-политической газеты МЫ - Чугаева Любовь Николаевна